Труды Психеи. III. Частная собственность.

III. Частная собственность.
Теперь я перехожу ко второму своему утверждению - о том, что у определенных народов в определенные эпохи суеверия укрепляли уважение к частной собственности, и таким образом давали гарантии обладания ею.

Должно быть, нигде это не прослеживается так ясно, как в Полинезии, где система табу достигла своего наивысшего развития, ибо табу, по мнению туземцев, наделяло вещь сверхъестественной магической энергией, что делало ее практически недоступной ни для кого, кроме владельца. Таким образом табу становилось мощным инструментом укрепления уз (наши друзья-социалисты, возможно, скажут "цепей") частной собственности. Действительно, некоторые специалисты, которые лично сталкивались с действием табу в Полинезии, полагают что система первоначально была придумана только для этого. Например, один ирландец, который много лет жил у маори и как маори, и который узнал их очень близко, пишет следующее: "Исходной целью обычного тапу, как кажется, было сохранение собственности. В большой степени эту природу имело обычное персональное тапу. Эта форма тапу была неизменна и состояла из определенных сакральных свойств, присущих особе вождя и никогда не покидающих его. Оно было его врожденной привилегией, частью его сущности, которой невозможно лишить, и которая всегда признавалась и подразумевалась самой собой разумеющейся. Воины, мелкие вожди и каждый, кого хоть в какой-то мере можно было называть "рангатим", что, насколько я понимаю, близко к нашему "джентльмен", каждый из них в некоторой мере был наделен этим чудесным качеством. Оно распространялось и соединялось со всем их движимым имуществом, в особенности с одеждой, оружием, украшениями, инструментами и, фактически, со всем, к чему они прикасались. Это оберегало их имущество от кражи и потери, от порчи детьми и от любого использования другими людьми. Я уже упоминал, что, как и в старину, вся подобного рода собственность была весьма ценной, ибо за неимением железных орудий требовала громадных затрат труда и времени на свое изготовление. Поэтому данная форма тапу сослужила поистине великую службу. Нарушение грозило преступнику чудовищными воображаемыми карами, одной из которых была смертельная болезнь". Нарушитель подвергался также гражданскому преследованию, заключавшемся в ограблении и побоях, но автор, которого я только что цитировал, сообщает, что худшей частью наказания для преступившего табу была именно воображаемая часть, поскольку, даже если нарушение было совершено случайно, нарушитель умирал от испуга, узнав, что он натворил.[39] Подобным образом другой автор, говоря о маори, замечает, что "нарушители тапу наказывались богами, а также людьми. Первые насылали болезни и смерть, последние приговаривали к смерти, утрате имущества и изгнанию. Богов боялись больше, чем людей-хранителей тапу. Можно обмануть глаз человеческий, но не глаз божий."[40] "Вожди, как и следовало ожидать, в полной мере осознавали преимущества тапу, установив, что они, в определенной степени, дают власть устанавливать законы, а суеверия, на которых основано тапу будет обеспечивать их соблюдение. Они верили, что аттуа (Бог) поразит преступившего тапу, и эта вера является (или, скорее, являлась) столь всеобщей, что весьма редко встречался кто-то достаточно дерзкий для такого кощунства. Чтобы столь полно сохранить это воздействие на людей от природы разумных и сообразительных, без сомнения необходима была величайшая осторожность, чтобы не применить его вопреки обычаю или сомнительным образом. В противном случае тапу часто нарушались бы, и как следствие, утратили бы свое влияние. Перед тем, как туземцы встретились с европейцами, тапу, по-видимому, действовало с наиболее полным эффектом; поскольку вера в него была общей, любое пренебрежение им неуклонно обрекало нарушителя на гнев атуа, за которым следовала смерть. Однако, независимо от суеверных страхов людей, табу, как и большинство других законов, требовало при необходимости использования физической силы. Виновник, будучи разоблаченным, лишался всего, что имел, а если он был рабом, то с большой вероятностью предавался смерти, примеры чему многократно наблюдались. Это суеверное чувство столь сильно, что рабы не рискуют есть ту же пищу, что и хозяин, ни даже готовить на том же огне, полагая, что атуа предаст их за это смерти. Все прилежащее и принадлежащее вождю почитается рабами священным. Табак можно было совершенно безопасно оставить на крыше дома вождя, ибо, даже имея к нему склонность, никто не рискнет прикоснуться к нему".[41]	Тапу - то же, что и табу.
[39] Old New Zealand, by a Pakeha Maori (London, 1884), pp. 94-97, compare id. p. 83. [40] A. S. Thomson, The Story of New Zealand (London, 1859), i. 103. Compare E. Dieffenbach, Travels in New Zealand (London, 1843), ii. 105: "Они верят в то, что атуа наказывает за не получившие огласки нарушения тапу. Он посылает преступнику болезни. Обнаруженные нарушения наказываются тем, кого они затрагивают, и часто бывают причиной войны" [41] W. Brown, New Zealand and its Aborigines (London, 1845), pp. 12 sq.
Итак, как было верно замечено, "эта форма тапу была отличной защитой собственности. Ценнейшие вещи при обычных условиях могли быть оставлены под его охраной в отсутствие хозяина и на любое время."[42] Если кто-то хотел сохранить свой урожай, свой дом, одежду или еще что-то, ему стоило только наложить табу на эту собственность, и она оказывалась в безопасности. Чтобы показать, что вещь табуирована, он ее помечал. Так, если он выбрал некое дерево в лесу для постройки каноэ, он привязывал пучок травы к его стволу, если ему нужно было занять участок болота с камышом, он втыкал там кол с пучком травы наверху; если он покидал свой дом со всеми его ценностями, то, чтобы сохранить их, он завязывал дверь куском льна, это место сразу становилось неприкосновенным, и никто его не трогал. [43]
[42] Old New Zealand, by a Pakeha Maori (London, 1884), p. 97. [43] Rev. R. Taylor, Te Ika A Slam, or New Zealand and its Inhabitants, Second Edition (London, 1870), pp. 167, 171.
Итак, хотя ограничения, накладываемые табу, были часто досадными и абсурдными, а вся система нередко объявлялась европейцами оскорбительным суеверием, тем не менее более глубокие наблюдатели справедливо рассуждали, что установления, поддерживаемые в основном хоть и воображаемыми, но мощными санкциями, были зачастую благотворными. "Новозеландцами, - пишет один автор, - невозможно управлять без какого-то свода законов, аналогичного тапу. Воины, которые с презрением отвергли бы приказы людей, подчиняются воображаемым установлениям богов, и лучше управлять этими людьми с помощью суеверия, чем с помощью грубой силы".[44] А вот что пишет один умудренный опытом миссионер, хорошо знавший маори: "Тапу во многих случаях полезно. Учитывая состояние общества, отсутствие законов и пылкий нрав народа, оно представляет собой неплохую замену диктаторской форме правления и является лучшим приближением к организованному состоянию общества."[45]
[44] A. S. Thomson, The Story of New Zealand (London, 1859), i. 105. [45] Rev. R. Taylor, op. cit. pp. 172 sq.
В других частях Полинезии практически та же система табу с ее достоинствами и недостатками, пользой и вредом, и всюду, как и в Новой Зеландии, она, на благо или во зло, укрепляет узы частной собственности. Вероятно, это наиболее явное ее следствие. На Маркизских островах, как говорят, табу имело сакральные свойства как выражение воли богов, раскрытой жрецам; в этом качестве оно ограничивало вредные эксцессы, предотвращало хищения и объединяло народ. В частности, оно превращало табуированные или привилегированные классы в землевладельцев; земля принадлежала только им и их наследникам; простой народ жил промыслами и рыболовством. Табу было оплотом землевладельцев; оно было единственным, что наделяло их родом божественных прав и возвышало над чернью в положение богатства и роскоши; оно было единственным, что обеспечивало их безопасность и защищало их от посягательств бедных и завистливых соседей. "Без сомнения, - сообщают авторы, у которых я позаимствовал эти наблюдения, - главной миссией табу было упрочение собственности как основы общества".[46]
[46] Vincendon-Dumonlin et C. Desgraz, Iles Marquises ou Nouk-hiva (Paris, 1843), pp. 258-260. For details of the taboo system in the Marquesas Islands, see G. H. von Langsdorff, Seise um die Welt (Francfort, 1812), i. 114-119; Le P. Matthias G * * * Lettres sur les Isles Marquises (Paris, 1843), pp. 47 sqq. Последний автор, который был миссионером на Маркизских островах, замечает, что табу было и религиозным, и политическим институтом, но он предпочитает числить его по разделу религии, поскольку оно основывалось на власти богов и формировало высшую санкцию всей религиозной системы.
На Самоа суеверия также играли важную роль в воспитании уважения к частной собственности. Мы знаем об этом благодаря свидетельству миссионера доктора Джорджа Тернера, который прожил среди самоанцев много лет и дал нам весьма ценное описание их обычаев. Он пишет: "Поспешу сообщить о второй вещи, которая, как я уже отмечал, способствует поддержанию мира и порядка на Самоа, а именно о суеверном страхе. Если у вождя и у глав семей возникали сложности при расследовании дел о хищении или другом скрытном деянии, они брали со всех замешанных в деле клятву о том, что те невиновны. Присягая перед вождями, подозреваемые клали пучок травы на камень или на что-то еще, что представляло бога деревни, и, положив на него руку, говорили: "В присутствии всех собравшихся наших вождей я кладу свою руку на этот камень. Если я украл эту вещь, я могу скоро умереть". Это был обычный способ давать присягу. Трава означала дополнительную молчаливую клятву, означавшую, что вся его семья может погибнуть, а их место обитания порастет травой. Если все поклялись, но виновный так и не был найден, вожди, заканчивая дело, вверяли его богу деревни и торжественно молили его поскорее уничтожить преступного вредителя. Но вместо обращений к вождям и требований клятв многие, чтобы запугать воров и предотвратить хищения, довольствовались своими личными кознями и проклятиями. Если человек приходил на свою плантацию и видел, что у него украдено сколько-то какао-бобов или гроздь бананов, он кричал во все горло два или три раза: "Пусть огонь разорвет глаза того, кто украл мои бананы! Пусть огонь выжжет его глаза и глаза его бога тоже!" Это разносилось над соседними плантациями и заставляло воров трепетать. Они ужасались столь решительным проклятиям…. Но был и другой, более обширный класс проклятий, который также страшил и создавал мощное препятствие хищениям, особенно с плантаций и фруктовых деревьев, а именно молчаливое символическое табу, или тапуи, как они его называют. Оно было весьма разнообразно". [47]	Джордж Тернер (1818-1891) - английский протестантский миссионер Лондонского миссионерского общества, проведший на Самоа 19 лет в середине 19 в. Robert D. Craig. Dictionary of Polynesian mythology, Greenwood Publishing Group, 1989, p.xxvi
[47] G. Turner, Samoa (London, 1884), pp. 183-184.
Среди самоанских табу, которые служили защите собственности, можно выделить следующие: 1. Табу морской щуки. Чтобы уберечь хлебные деревья от воров, из листьев какао сплетали подобие морской щуки и вешали одно или несколько таких изображений на дерево, которое хотели защитить. Обычный вор боялся прикоснуться к такому дереву, ибо боялся, что морская щука смертельно покалечит его, стоит ему только войти в море. 2. Табу белой акулы. Из листьев какао сплетали подобие белой акулы. Это было равносильно проклятию, обрекавшему вора быть разорванным акулой, когда он в следующий раз пойдет на лов рыбы. 3. Табу поперечной палки. На дерево горизонтально вешали палку. Это обозначало, что тот, кто украдет плоды с этого дерева будет поражен смертельной раной через все тело. 4. Табу язвы. В землю закапывали несколько кусков ракушки, а наверху ставили несколько тростинок, связанных у вершины в пучок, напоминающий человеческую голову. Тем самым хозяин символизировал свое желание, чтобы вор был похоронен с язвами по всему его телу. Если вор заболевал впоследствии опухолями или язвами, он признавался в своей вине и слал подарок хозяину участка, а тот в ответ отправлял преступнику травяной сбор как в качестве лекарства, так и в знак прощения. 5. Табу грома. Из листьев какао сплетали маленькую квадратную циновку и подвешивали ее на дерево вместе с несколькими полосками ткани местного изготовления. Похититель верил, что за посягательство на это дерево он или его дети могут быть поражены молнией, а, возможно, эта молния поразит и уничтожит его собственные деревья. "Из этих примеров, - говорит доктор Тернер в заключение, - можно видеть, что Самоа не является исключением в удивительно широко распространенной системе суеверных табу; легко представить, в какой мере она способствует сохранению честности и порядка у языческих народов".[48]
[48] G. Turner, Samoa, pp. 185-188.
На Тонга человек, виновный в краже или в другом преступлении, считался нарушителем табу, и таких людей полагалось подвергать укусам акул. Всех заподозренных в краже заставляли войти в воду там, где часто встречались акулы. Если они были искусаны или съедены, их признавали преступниками, если же они спасались, их считали невиновными. [49]
[49] W. Mariner, An Account of the Natives of the Tonga Islands, Second Edition (London, 1818), ii. 221.
В Меланезии также существует система табу (тамбу, тапу); его характеризуют как "запрет через высказанное или подразумеваемое проклятие", а его санкция восходит к вере в то, что вождя или другого человека, наложившего табу, поддерживает могущественный призрак или дух (тиндало). Если обычный человек решался наложить табу на что-то, люди наблюдали, не сразит ли нарушителя недуг; если это случалось, то было ясно, что человека, наложившего табу, поддерживает могущественный призрак, что повышало его репутацию. Каждый призрак предпочитал свой вид листьев, которые и обозначали его табу. [50] На Новой Британии плантации, деревья какао и другие владения защищали от воров, прикрепляя к ним табуирующие метки, и полагая, что нарушителя табу постигнет болезнь или другое несчастье. Природа болезней и несчастий менялась в зависимости от метки или магического предмета, заключавшего в себе мистическую силу табу. Одно растение, использовавшееся для этой цели, вызывало у вора головную боль, от другого опухали его члены, третье ломало ему ноги, и так далее. Даже нашептывание заклинаний над изгородью, как полагали, гарантировало опухоль головы тому, кто стащит из нее прут.[51] На Фиджи институт табу был причиной силы и мощи деспотического правления. Он был чрезвычайно распространен и влиятелен как в большом, так и в малом. Его можно было обнаружить и в охране выводка цыплят, и в направлении усилий всего королевства. Обычай во многом действовал в интересах вождей, которые подправляли его, исходя из удобства для себя, а не для остальных. С его помощью они достигали влияния, обеспечивавшего все их потребности, и командовали, как хотели, своими подданными. Налагая табу, они были ограничены только необходимостью соотнесения со старинным прецедентом. Подданные также прибегали к помощи системы, помещая свои грядки ямса и посадки бананов внутри освященной ограды.[52]
[50] R. H. Codrington, The Melonesians (Oxford, 1891), pp. 215 sq. [51] R. Parkinson, Im Bismarck-Archipel (Leipsic, 1887), p. 144; id., Dreissig Jahre in der Siidsee (Stuttgart, 1907), pp. 193 sq. [52] Thomas Williams, Fiji and the Fijians, Second Edition (London, 1860), i. 234.
Система табу, основанная на суевериях, доминирует и по всему Малайскому архипелагу, где табу обычно обозначают словом "памали", "помали" или "пемали", а в некоторых местах для обозначения того же понятия используются слова "посо", "поту" или "бобосо".[53] В этом громадном регионе суеверия, связанные с табу, также являются мощным инструментом укрепления прав частной собственности. Так на острове Тимор "общепринятый обычай помали точно соответствует "табу" островитян Океании и столь же почитаем. Он исполняется повсеместно, и несколько пальмовых листьев, воткнутых рядом с садом и обозначающих помали, сохранят урожай от воров столь же эффективно, как у нас капканы, пружинные ружья и злые собаки".[54] На острове Амбон табу называют словом "помали". Тот, кто хочет защитить свои фруктовые деревья или другую собственность от воровства, может действовать разными способами. Например, он может нарисовать белый крест на горшке и повесить этот горшок на дерево; тогда похититель фруктов с этого дерева заболеет проказой. Также он может поставить под деревом изображение мыши; тогда у вора на носу и ушах появятся отметины, как бы оставленные мышиными зубами. Или же он мог сплести из сухих листьев саговой пальмы два круглых диска и привязать их к дереву; тогда тело вора распухнет и лопнет.[55] Такие же способы защиты собственности от воров и на острове Серам. Например, если повесить свиную челюсть в ветвях фруктового дерева, то дерзнувшего украсть плоды с него, разорвет на куски дикий кабан. Столь же эффективно изображение крокодила с красной хлопчатобумажной нитью на шее: вор будет проглочен крокодилом. Если сделать деревянную змею, виновный будет ужален. Фигура кота с красной ленточкой на шее означала, что всякий, кто приблизится к дереву с недобрыми намерениями, испытает мучительные боли в животе, как будто кот царапает его внутренности.[56] Изображение ласточки должно было заставить похитителя страдать, как будто ласточка выклевывает ему глаза; кусок дерева с шипами и красный пористый камень причиняли ему пронзительную боль, вызывали покраснение и множество мелких ран по всему телу, его дом внезапно погибал в испепеляющем пламени, и т.д. [57] Аналогично на островах Серам Лаут жители защищают свои деревья какао и саговые пальмы, помещая у их комля заколдованные предметы. Например, положив изображение рыбы под дерево какао, говорят "Дедушка рыба, пошли укравшему мои плоды болезнь и рвоту". Соответственно, преступник, почувствовав боль в животе, может быть освобожден от них только хозяином какао-бобов, который плюет соком бетеля на больное место и дует в ухо страдальца, проговаривая: "Дедушка рыба, вернись в море. Тебе там достаточно места и есть, где поплавать в коралловых рифах". Или же он мог сделать маленький гробик и поставить его на землю под деревом; тогда похититель будет страдать от одышки и удушья, как если бы он действительно оказался в гробу. На этих островах есть еще множество способов, помогающих хозяину защитить плоды фруктовых деревьев от расхищения бесчестными соседями. Он регулярно кладет у комля или прицепляет к стволу заколдованный предмет, который якобы наделен сверхъестественной силой, и молится о его помощи в охране своего имущества. [58]	Серам - остров в Малайском архипелаге Wikipedia(Ru) Серам Лаут - группа небольших островов в Индонезии к востоку от острова Серам ссылка
[53] G. A. Wilken, Handleiding voor de vergelijkende Volkenkunde van Nederlandsch Indie (Leyden, 1893), pp. 596-603; G. W. W. C. Baron van Hoevell, Ambsn en meer bepaaldelijk de Oeliasers (Dordrecht, 1873), pp. 148-152. [54] A. R. Wallace, The Malay Archipelago, Sixth Edition (London, 1877), p. 196. [55 J. G. F. Riedel, De sluik- en kroesharige rassen tusschen Selebes enP apua (The Hague, 1886), pp. 61 sq. [56] J. G. F. Riedel, up. cit. pp. 114 sq. [57] Van Schmidt, "Aanteekeningen nopens de zeden, gewoonten en gebruiken, benevens de vooroordeelen en bijgeloovigheden der bevolking van de eilanden Saparoea, Haroekoe, Noessa Laut, en van een gedeelte vande zuid kust van Ceram, in vroegeren en lateren tijd," Tijdschrift voor Neerlands Indie, v. Tweede deel (Batavia, 1843), pp. 499-502. [58] J. G. F. Riedel, op. cit. pp. 167 sq.
Замысловатую систему табу на Мадагаскаре называют фади [59] Она была тщательно изучена в содержательной монографии А. ван Геннепа [60], который утверждает, что изначально вся собственность основывается на религии, и все знаки собственности были знаками табу. [61] Однако, насколько мы можем судить, система табу используется малагасийцами для защиты собственности не так, как полинезийцами, меланезийцами и индонезийцами. Но мы знаем о малагасийских амулетах, которые кладут в поле, чтобы навлечь проказу и другие хвори на того, кто дерзнет там воровать. [62] Сообщают, что некоторые примеры фади или табу "предполагают курьезную основу для нравственных норм в отношении прав собственности в последнем поколении малагасийцев. Кажется, не существует фади, запрещающего воровать вообще, но за кражу некоторых определенных вещей полагаются разные кары. Так, кража яйца вызывает у вора проказу, за кражу туземного шелка ланди полагалась слепота или другой недуг. Укравшего железо также ждет какое-то недомогание". [63] Чтобы вернуть имущество, малагасийцы обращаются к божеству по имени Раманандроани. Владелец должен взять оставшуюся частичку украденной вещи, и, подойдя к идолу, сказать: "Кто бы ни украл мое имущество, о Раманандроани, убей его днем, сокруши его ночью, задуши; пусть не будет среди нас таких, как он, не давай ему обогатиться ни на грош, но пусть он добывает себе средства существования по крупице, как курица клюет рис, пусть его глаза ослепнут, а колени распухнут, о Раманандроани!" Предполагалось, что эти проклятья падут на голову вора. [64]	Arnold van Gennep (23.04.1873 - 7.05.1957) - известный французский антрополог и фольклорист. Wikipedia(En)
[59] H. F. Standing, " Malagasy fady," The Antananarivo Annual and Madagascar Magasine, vol. ii. (Antananarivo, 1896), pp. 252-265 (Reprint of the second Four Numbers). [60] A. van Gennep, Tabou et Tote. . misme a Madagascar (Paris, 1904). (Antananarivo, 1896), p. 256. [61] A. van Gennep, of. cit. pp. 183 sqq. [62] A. van Gennep, Tabou et Toiemisme a Madagascar, p. 184. The writer has devoted a chapter (xi. pp. 183-193) to taboos of property. [63] H. F. Standing, "Malagasy fady," Antananarivo Annual and Madagascar Magazine, 11. [64] W. Ellis, History of Madagascar, i. 414.
Похожие способы укрепления прав частной собственности с помощью суеверных страхов были приняты и в других частях мира. Множество примеров приведено доктором Эдуардом Вестермарком в его очень содержательной работе о происхождении и развитии моральных идей. [65] Здесь я смогу привести лишь несколько из описанных им фактов. На Цейлоне, когда кто-то хочет защитить фруктовое дерево от воров, он развешает вокруг сада гротескные фигурки определенного вида и посвящает их чертям. После этого никто из туземцев не рискнет прикоснуться к фруктам; даже хозяин не отважится взять их, пока заклятие не снимет жрец, который, естественно, получает немного фруктов за свои хлопоты. [66] Индейцы Куманы в Южной Америке обтягивали свои плантации простой хлопчатой нитью, и это давало им достаточные гарантии, ибо существовало убеждение, что нарушители от этого быстро умирают. Бразильские индейцы юри принимают подобные простые меры для заделки брешей в своих изгородях. [67] В Африке суеверия также являются мощным союзником права частной собственности. Так балонда ставили ульи на высокие деревья в лесу и защищали их от воров, привязывая к стволам амулеты или "кусочки зелья". Это обеспечивало достаточную защиту. "Туземцы, - говорит Ливингстон, - редко грабят друг друга, ибо все они верят, что некоторые зелья могут навлечь болезнь и смерть, и хотя считается, что они известны немногим, они на всякий случай никого не трогают. Сумрак этих лесов усиливает у людей суеверные чувства. В других местностях, где их влияние не столь сильно, я слышал, как вождь объявил о том, что в некоторые сады, из которых была совершена кража, положили настоящее колдовское зелье; воры не побоялись действия тех обычных амулетов, что лежали там раньше" [68]	Эдвард Александр Вестермарк, швед. Edvard Alexander Westermarck (20.11.1862 - 3.09.1939) - выдающийся философ и социолог Wikipedia(Ru) Юри - индейское племя в северо-западной Бразилии Wikipedia(En) Балонда - африканское племя, населяющее территорию Лонда в южных притоках Конго. ссылка (En)
[65] E. Westermarck, The Origin and Development of Moral Ideas, ii. (London, 1908), p. 59-69. В статье о табу, опубликованной много лет назад (Encyclopaedia Britannica, Ninth Edition, xxiii. (1888), pp. 15 sqq.), я кратко указал на роль, которую система табу играла в развитии права и морали. Я хотел бы процитировать отрывок из этой статьи: "Первоначальные особенности табу следует искать не в его гражданском, а в его религиозном элементе. Оно было не творением законодателя, а результатом постепенного развития анимистических верований. Честолюбие и алчность вождей и жрецов впоследствии способствовали его искусственному распространению, но, подчиняясь алчности и честолюбию, табу содействовало возникновению цивилизации, поскольку обучало представлениям о праве собственности и святости уз брака - представлениям, которые с течением времени достаточно укрепились, чтобы стоять самостоятельно, отшвырнув костыли суеверий, которые в прошлом были их единственной поддержкой. Мы едва ли ошибемся, полагая, что даже в современных обществах моральные чувства (в той мере, в которой это только чувства, а не выводы, основанные на обобщении опыта) черпают свои силы преимущественно из первичной системы табу. Таким образом к стволу табу были привиты золотые плоды права и морали, в то время как родительский ствол медленно истощался на кислые дички и пустую шелуху распространенных суеверий, которыми свинья современного общества до сих пор с удовольствием питется." [66] R. Percival, Account of the Islandof Ceylon (London, 1803), p. 198. [67] C. F. Ph. v. Martins, Zur Ethnographic Amerikas, zumal Brasiliens (Leipsic, 1867), p. 86 [68] David Livingstone, Missionary Travels and researches in South Africa (London, 1857), p. 285
У нанди в Британской Восточной Африке никто не рискнет что-то украсть у кузнеца, а не то кузнец раскалит свой горн, и, раздув мехи так, чтобы пламя ревело, он проклянет вора, и тот помрет. У этого народа горшечники - женщины, и точно так же никто не решится стащить что-то у горшечницы, ибо она нагреет свою посуду и проклянет вора, приговаривая: "Лопни, как горшок, и пусть твой дом станет красным!", а проклятый таким образом вор помрет. [69] В Лоанго, уходя надолго, и желая при этом защитить свою хижину, клали перед нею амулет или фетиш, состоявший из ветки, осколков разбитого горшка или какого-либо мусора в этом роде. Сообщают, даже самый решительный грабитель не отважится переступить порог, защищенный этими чудесными знаками. [70] На гвинейском побережье фетиши иногда служат для раскрытия и наказания определенного вида воровства. При этом наказание ждет не только самого нарушителя, но и того, кто знает о преступлении и молчит. Об освящении нового фетиша извещают всю общину, так что тот, кто идет на преступление, действует на свой страх и риск. Например, ставят фетиш, предотвращающий похищение овец, и людей извещают обычным порядком. Вскоре раб, который не услышал об этом, крадет овцу и намеревается поделиться с приятелем. Прежде приятель участвовал вместе с ним в подобных затеях, но сейчас он слишком запуган фетишем и доносит на вора, который в результате, будучи предан правосудию, вскоре умирает после тяжелой продолжительной болезни. Никто вокруг даже не сомневается, что он был сражен фетишем. [71] У племен эве с Невольничьего берега в Западной Африке дома и домашнее имущество охраняются амулетами (во-сесао), сила которых происходит от их посвящения или принадлежности богам. Посевы на уединенных лесных полянках тоже оставляют под защитой таких амулетов, как правило, прикрепляемых к стоящим на видном месте длинным шестам; это полностью гарантирует их от разграбления. По обочинам дорог также можно увидеть открыто выставленные на продажу продукты и пальмовое вино; ничто, кроме амулета их не защищает, а несколько каури , положенных на каждый товар, указывают, сколько он стоит. Ни один туземец не решится взять товар без оплаты, ибо он трепещет от страха перед несчастиями, которые бог-владелец амулета обрушит на его голову за воровство. [72] В Сьерра-Леоне амулеты, называемые гри-гри, кладут на плантации, чтобы отвадить людей, склонных к воровству; как говорят "несколько старых тряпок на апельсиновом дереве обычно, хоть и не всегда, охраняют плоды не хуже змея Гесперид. Если кто-то, заболев, припоминал, что пару месяцев назад он украл фрукт или еще что-то, или как говорят, "взял потихоньку", его сразу охватывал страх, что вангка схватил его. Чтобы излечиться, он должен был пойти к хозяину украденного имущества и предоставить ему ту компенсацию, которую тот потребует" [73] Суеверия подобного рода были занесены неграми в Вест-Индию, где магия получила название "оби", а колдуна называли "человек оби". Сообщают, что здесь даже самые отважные негры "трепещут при виде узелка тряпья, бутылки или яичной скорлупы, прикрепленных к кровле, двери хижины или к ветке банана, чтобы отпугнуть грабителей……. Если у негра украли домашнюю птицу или свинью, он обращается прямо к колдуну оби. Его чернокожим товарищам становится известно о поставленном от воровства оби, и коль скоро у кого-то появляются неприятные ощущения, его воспаленное воображение начинает работать. Единственное, что ему остается в этом случае - обратиться к высшему мастерству какого-нибудь знаменитого колдуна, способного противопоставить одной магии другую. Однако если не удается найти колдуна достаточно высокого ранга и могущества, или если, несмотря на помощь такого союзника, самочувствие не улучшается, он неминуемо угасает от непрекращающегося страха перед грядущими несчастьями. Малейшие болезненные ощущения в голове, кишечнике или других частях тела, любая случайная потеря или неудача подтверждают его опасения, и он чувствует себя обреченной жертвой неодолимой невидимой силы. Радость жизни, сон и аппетит оставляют его, его силы убывают, растревоженное воображение не оставляет его в покое, его лицо омрачает постоянное уныние, его пищей становятся отбросы и прочая дрянь, его телосложение становится болезненным, и он постепенно сходит в могилу". [74] Его убивает суеверие.	Эве (самоназвание: эвегбе) - народ, родственный народам фон, га, уачи и аджа. Wikipedia(Ru) Невольничий Берег (англ. Slave Coast) - берег залива Бенин и прилегающие к нему прибрежные районы на территории современных государств Того, Бенина и западной части Нигерии. Wikipedia(Ru) Каури - раковина, заменяющая деньги в некоторых частях Азии и Африки.
[69] A. C. Hollis, The Nandi, their Language and Folk-lore (Oxford, 1909), pp. 36, 37. [70] Proyart's "History of Loango, Kakongo, and other Kingdoms in Africa," Pinkerton's Voyages and Travels, xvi. 595. [71] Rev. J. Leighton Wilson, Western Africa (London, 1856), pp. 275 sq. [72] A. B. Ellis, The Ewe-speaking Peoples of the Slave Coast of West Africa (London, 1890), pp. 91 sq. Compare id.. The Yoruba-speaking Peoples of the Slave Coast of West Africa (London, 1894), p. 118. [73] Thomas Winterbottom, An Account of the Native Africans in the Neighbourhood of Sierra Leone (London, 1803), pp. 261 sq. [74] Bryan Edwards, History, Civil and Commercial, of the British West Indies, Fifth Edition (London, 1819), ii. 107-111.
Можно было бы привести еще множество подобных наблюдений, но уже описанных примеров достаточно, чтобы показать, что у многих народов во многих частях света суеверные страхи действуют как мощный стимул, удерживающий людей от воровства. Если так, то можно считать доказанным мое второе утверждение, а именно, что у определенных народов в определенные эпохи суеверия укрепляли уважение к частной собственности, и таким образом давали гарантии обладания ею.

III. Частная собственность.

Теперь я перехожу ко второму своему утверждению - о том, что у определенных народов в определенные эпохи суеверия укрепляли уважение к частной собственности, и таким образом давали гарантии обладания ею.

Должно быть, нигде это не прослеживается так ясно, как в Полинезии, где система табу достигла своего наивысшего развития, ибо табу, по мнению туземцев, наделяло вещь сверхъестественной магической энергией, что делало ее практически недоступной ни для кого, кроме владельца. Таким образом табу становилось мощным инструментом укрепления уз (наши друзья-социалисты, возможно, скажут "цепей") частной собственности. Действительно, некоторые специалисты, которые лично сталкивались с действием табу в Полинезии, полагают что система первоначально была придумана только для этого. Например, один ирландец, который много лет жил у маори и как маори, и который узнал их очень близко, пишет следующее: "Исходной целью обычного тапу, как кажется, было сохранение собственности. В большой степени эту природу имело обычное персональное тапу. Эта форма тапу была неизменна и состояла из определенных сакральных свойств, присущих особе вождя и никогда не покидающих его. Оно было его врожденной привилегией, частью его сущности, которой невозможно лишить, и которая всегда признавалась и подразумевалась самой собой разумеющейся. Воины, мелкие вожди и каждый, кого хоть в какой-то мере можно было называть "рангатим", что, насколько я понимаю, близко к нашему "джентльмен", каждый из них в некоторой мере был наделен этим чудесным качеством. Оно распространялось и соединялось со всем их движимым имуществом, в особенности с одеждой, оружием, украшениями, инструментами и, фактически, со всем, к чему они прикасались. Это оберегало их имущество от кражи и потери, от порчи детьми и от любого использования другими людьми. Я уже упоминал, что, как и в старину, вся подобного рода собственность была весьма ценной, ибо за неимением железных орудий требовала громадных затрат труда и времени на свое изготовление. Поэтому данная форма тапу сослужила поистине великую службу. Нарушение грозило преступнику чудовищными воображаемыми карами, одной из которых была смертельная болезнь". Нарушитель подвергался также гражданскому преследованию, заключавшемся в ограблении и побоях, но автор, которого я только что цитировал, сообщает, что худшей частью наказания для преступившего табу была именно воображаемая часть, поскольку, даже если нарушение было совершено случайно, нарушитель умирал от испуга, узнав, что он натворил.[39] Подобным образом другой автор, говоря о маори, замечает, что "нарушители тапу наказывались богами, а также людьми. Первые насылали болезни и смерть, последние приговаривали к смерти, утрате имущества и изгнанию. Богов боялись больше, чем людей-хранителей тапу. Можно обмануть глаз человеческий, но не глаз божий."[40] "Вожди, как и следовало ожидать, в полной мере осознавали преимущества тапу, установив, что они, в определенной степени, дают власть устанавливать законы, а суеверия, на которых основано тапу будет обеспечивать их соблюдение. Они верили, что аттуа (Бог) поразит преступившего тапу, и эта вера является (или, скорее, являлась) столь всеобщей, что весьма редко встречался кто-то достаточно дерзкий для такого кощунства. Чтобы столь полно сохранить это воздействие на людей от природы разумных и сообразительных, без сомнения необходима была величайшая осторожность, чтобы не применить его вопреки обычаю или сомнительным образом. В противном случае тапу часто нарушались бы, и как следствие, утратили бы свое влияние. Перед тем, как туземцы встретились с европейцами, тапу, по-видимому, действовало с наиболее полным эффектом; поскольку вера в него была общей, любое пренебрежение им неуклонно обрекало нарушителя на гнев атуа, за которым следовала смерть. Однако, независимо от суеверных страхов людей, табу, как и большинство других законов, требовало при необходимости использования физической силы. Виновник, будучи разоблаченным, лишался всего, что имел, а если он был рабом, то с большой вероятностью предавался смерти, примеры чему многократно наблюдались. Это суеверное чувство столь сильно, что рабы не рискуют есть ту же пищу, что и хозяин, ни даже готовить на том же огне, полагая, что атуа предаст их за это смерти. Все прилежащее и принадлежащее вождю почитается рабами священным. Табак можно было совершенно безопасно оставить на крыше дома вождя, ибо, даже имея к нему склонность, никто не рискнет прикоснуться к нему".[41]

Тапу - то же, что и табу.

[39] Old New Zealand, by a Pakeha Maori (London, 1884), pp. 94-97, compare id. p. 83.
[40] A. S. Thomson, The Story of New Zealand (London, 1859), i. 103. Compare E. Dieffenbach, Travels in New Zealand (London, 1843), ii. 105: "Они верят в то, что атуа наказывает за не получившие огласки нарушения тапу. Он посылает преступнику болезни. Обнаруженные нарушения наказываются тем, кого они затрагивают, и часто бывают причиной войны"
[41] W. Brown, New Zealand and its Aborigines (London, 1845), pp. 12 sq.

Итак, как было верно замечено, "эта форма тапу была отличной защитой собственности. Ценнейшие вещи при обычных условиях могли быть оставлены под его охраной в отсутствие хозяина и на любое время."[42] Если кто-то хотел сохранить свой урожай, свой дом, одежду или еще что-то, ему стоило только наложить табу на эту собственность, и она оказывалась в безопасности. Чтобы показать, что вещь табуирована, он ее помечал. Так, если он выбрал некое дерево в лесу для постройки каноэ, он привязывал пучок травы к его стволу, если ему нужно было занять участок болота с камышом, он втыкал там кол с пучком травы наверху; если он покидал свой дом со всеми его ценностями, то, чтобы сохранить их, он завязывал дверь куском льна, это место сразу становилось неприкосновенным, и никто его не трогал. [43]

[42] Old New Zealand, by a Pakeha Maori (London, 1884), p. 97.
[43] Rev. R. Taylor, Te Ika A Slam, or New Zealand and its Inhabitants, Second Edition (London, 1870), pp. 167, 171.

Итак, хотя ограничения, накладываемые табу, были часто досадными и абсурдными, а вся система нередко объявлялась европейцами оскорбительным суеверием, тем не менее более глубокие наблюдатели справедливо рассуждали, что установления, поддерживаемые в основном хоть и воображаемыми, но мощными санкциями, были зачастую благотворными. "Новозеландцами, - пишет один автор, - невозможно управлять без какого-то свода законов, аналогичного тапу. Воины, которые с презрением отвергли бы приказы людей, подчиняются воображаемым установлениям богов, и лучше управлять этими людьми с помощью суеверия, чем с помощью грубой силы".[44] А вот что пишет один умудренный опытом миссионер, хорошо знавший маори: "Тапу во многих случаях полезно. Учитывая состояние общества, отсутствие законов и пылкий нрав народа, оно представляет собой неплохую замену диктаторской форме правления и является лучшим приближением к организованному состоянию общества."[45]

[44] A. S. Thomson, The Story of New Zealand (London, 1859), i. 105.
[45] Rev. R. Taylor, op. cit. pp. 172 sq.

В других частях Полинезии практически та же система табу с ее достоинствами и недостатками, пользой и вредом, и всюду, как и в Новой Зеландии, она, на благо или во зло, укрепляет узы частной собственности. Вероятно, это наиболее явное ее следствие. На Маркизских островах, как говорят, табу имело сакральные свойства как выражение воли богов, раскрытой жрецам; в этом качестве оно ограничивало вредные эксцессы, предотвращало хищения и объединяло народ. В частности, оно превращало табуированные или привилегированные классы в землевладельцев; земля принадлежала только им и их наследникам; простой народ жил промыслами и рыболовством. Табу было оплотом землевладельцев; оно было единственным, что наделяло их родом божественных прав и возвышало над чернью в положение богатства и роскоши; оно было единственным, что обеспечивало их безопасность и защищало их от посягательств бедных и завистливых соседей. "Без сомнения, - сообщают авторы, у которых я позаимствовал эти наблюдения, - главной миссией табу было упрочение собственности как основы общества".[46]

[46] Vincendon-Dumonlin et C. Desgraz, Iles Marquises ou Nouk-hiva (Paris, 1843), pp. 258-260. For details of the taboo system in the Marquesas Islands, see G. H. von Langsdorff, Seise um die Welt (Francfort, 1812), i. 114-119; Le P. Matthias G * * * Lettres sur les Isles Marquises (Paris, 1843), pp. 47 sqq. Последний автор, который был миссионером на Маркизских островах, замечает, что табу было и религиозным, и политическим институтом, но он предпочитает числить его по разделу религии, поскольку оно основывалось на власти богов и формировало высшую санкцию всей религиозной системы.

На Самоа суеверия также играли важную роль в воспитании уважения к частной собственности. Мы знаем об этом благодаря свидетельству миссионера доктора Джорджа Тернера, который прожил среди самоанцев много лет и дал нам весьма ценное описание их обычаев. Он пишет: "Поспешу сообщить о второй вещи, которая, как я уже отмечал, способствует поддержанию мира и порядка на Самоа, а именно о суеверном страхе. Если у вождя и у глав семей возникали сложности при расследовании дел о хищении или другом скрытном деянии, они брали со всех замешанных в деле клятву о том, что те невиновны. Присягая перед вождями, подозреваемые клали пучок травы на камень или на что-то еще, что представляло бога деревни, и, положив на него руку, говорили: "В присутствии всех собравшихся наших вождей я кладу свою руку на этот камень. Если я украл эту вещь, я могу скоро умереть". Это был обычный способ давать присягу. Трава означала дополнительную молчаливую клятву, означавшую, что вся его семья может погибнуть, а их место обитания порастет травой. Если все поклялись, но виновный так и не был найден, вожди, заканчивая дело, вверяли его богу деревни и торжественно молили его поскорее уничтожить преступного вредителя. Но вместо обращений к вождям и требований клятв многие, чтобы запугать воров и предотвратить хищения, довольствовались своими личными кознями и проклятиями. Если человек приходил на свою плантацию и видел, что у него украдено сколько-то какао-бобов или гроздь бананов, он кричал во все горло два или три раза: "Пусть огонь разорвет глаза того, кто украл мои бананы! Пусть огонь выжжет его глаза и глаза его бога тоже!" Это разносилось над соседними плантациями и заставляло воров трепетать. Они ужасались столь решительным проклятиям…. Но был и другой, более обширный класс проклятий, который также страшил и создавал мощное препятствие хищениям, особенно с плантаций и фруктовых деревьев, а именно молчаливое символическое табу, или тапуи, как они его называют. Оно было весьма разнообразно". [47]

Джордж Тернер (1818-1891) - английский протестантский миссионер Лондонского миссионерского общества, проведший на Самоа 19 лет в середине 19 в.
Robert D. Craig. Dictionary of Polynesian mythology, Greenwood Publishing Group, 1989, p.xxvi

[47] G. Turner, Samoa (London, 1884), pp. 183-184.

Среди самоанских табу, которые служили защите собственности, можно выделить следующие:
1. Табу морской щуки. Чтобы уберечь хлебные деревья от воров, из листьев какао сплетали подобие морской щуки и вешали одно или несколько таких изображений на дерево, которое хотели защитить. Обычный вор боялся прикоснуться к такому дереву, ибо боялся, что морская щука смертельно покалечит его, стоит ему только войти в море.
2. Табу белой акулы. Из листьев какао сплетали подобие белой акулы. Это было равносильно проклятию, обрекавшему вора быть разорванным акулой, когда он в следующий раз пойдет на лов рыбы.
3. Табу поперечной палки. На дерево горизонтально вешали палку. Это обозначало, что тот, кто украдет плоды с этого дерева будет поражен смертельной раной через все тело.
4. Табу язвы. В землю закапывали несколько кусков ракушки, а наверху ставили несколько тростинок, связанных у вершины в пучок, напоминающий человеческую голову. Тем самым хозяин символизировал свое желание, чтобы вор был похоронен с язвами по всему его телу. Если вор заболевал впоследствии опухолями или язвами, он признавался в своей вине и слал подарок хозяину участка, а тот в ответ отправлял преступнику травяной сбор как в качестве лекарства, так и в знак прощения.
5. Табу грома. Из листьев какао сплетали маленькую квадратную циновку и подвешивали ее на дерево вместе с несколькими полосками ткани местного изготовления. Похититель верил, что за посягательство на это дерево он или его дети могут быть поражены молнией, а, возможно, эта молния поразит и уничтожит его собственные деревья.
"Из этих примеров, - говорит доктор Тернер в заключение, - можно видеть, что Самоа не является исключением в удивительно широко распространенной системе суеверных табу; легко представить, в какой мере она способствует сохранению честности и порядка у языческих народов".[48]

[48] G. Turner, Samoa, pp. 185-188.

На Тонга человек, виновный в краже или в другом преступлении, считался нарушителем табу, и таких людей полагалось подвергать укусам акул. Всех заподозренных в краже заставляли войти в воду там, где часто встречались акулы. Если они были искусаны или съедены, их признавали преступниками, если же они спасались, их считали невиновными. [49]

[49] W. Mariner, An Account of the Natives of the Tonga Islands, Second Edition (London, 1818), ii. 221.

В Меланезии также существует система табу (тамбу, тапу); его характеризуют как "запрет через высказанное или подразумеваемое проклятие", а его санкция восходит к вере в то, что вождя или другого человека, наложившего табу, поддерживает могущественный призрак или дух (тиндало). Если обычный человек решался наложить табу на что-то, люди наблюдали, не сразит ли нарушителя недуг; если это случалось, то было ясно, что человека, наложившего табу, поддерживает могущественный призрак, что повышало его репутацию. Каждый призрак предпочитал свой вид листьев, которые и обозначали его табу. [50] На Новой Британии плантации, деревья какао и другие владения защищали от воров, прикрепляя к ним табуирующие метки, и полагая, что нарушителя табу постигнет болезнь или другое несчастье. Природа болезней и несчастий менялась в зависимости от метки или магического предмета, заключавшего в себе мистическую силу табу. Одно растение, использовавшееся для этой цели, вызывало у вора головную боль, от другого опухали его члены, третье ломало ему ноги, и так далее. Даже нашептывание заклинаний над изгородью, как полагали, гарантировало опухоль головы тому, кто стащит из нее прут.[51] На Фиджи институт табу был причиной силы и мощи деспотического правления. Он был чрезвычайно распространен и влиятелен как в большом, так и в малом. Его можно было обнаружить и в охране выводка цыплят, и в направлении усилий всего королевства. Обычай во многом действовал в интересах вождей, которые подправляли его, исходя из удобства для себя, а не для остальных. С его помощью они достигали влияния, обеспечивавшего все их потребности, и командовали, как хотели, своими подданными. Налагая табу, они были ограничены только необходимостью соотнесения со старинным прецедентом. Подданные также прибегали к помощи системы, помещая свои грядки ямса и посадки бананов внутри освященной ограды.[52]

[50] R. H. Codrington, The Melonesians (Oxford, 1891), pp. 215 sq.
[51] R. Parkinson, Im Bismarck-Archipel (Leipsic, 1887), p. 144; id., Dreissig Jahre in der Siidsee (Stuttgart, 1907), pp. 193 sq.
[52] Thomas Williams, Fiji and the Fijians, Second Edition (London, 1860), i. 234.

Система табу, основанная на суевериях, доминирует и по всему Малайскому архипелагу, где табу обычно обозначают словом "памали", "помали" или "пемали", а в некоторых местах для обозначения того же понятия используются слова "посо", "поту" или "бобосо".[53] В этом громадном регионе суеверия, связанные с табу, также являются мощным инструментом укрепления прав частной собственности. Так на острове Тимор "общепринятый обычай помали точно соответствует "табу" островитян Океании и столь же почитаем. Он исполняется повсеместно, и несколько пальмовых листьев, воткнутых рядом с садом и обозначающих помали, сохранят урожай от воров столь же эффективно, как у нас капканы, пружинные ружья и злые собаки".[54] На острове Амбон табу называют словом "помали". Тот, кто хочет защитить свои фруктовые деревья или другую собственность от воровства, может действовать разными способами. Например, он может нарисовать белый крест на горшке и повесить этот горшок на дерево; тогда похититель фруктов с этого дерева заболеет проказой. Также он может поставить под деревом изображение мыши; тогда у вора на носу и ушах появятся отметины, как бы оставленные мышиными зубами. Или же он мог сплести из сухих листьев саговой пальмы два круглых диска и привязать их к дереву; тогда тело вора распухнет и лопнет.[55] Такие же способы защиты собственности от воров и на острове Серам. Например, если повесить свиную челюсть в ветвях фруктового дерева, то дерзнувшего украсть плоды с него, разорвет на куски дикий кабан. Столь же эффективно изображение крокодила с красной хлопчатобумажной нитью на шее: вор будет проглочен крокодилом. Если сделать деревянную змею, виновный будет ужален. Фигура кота с красной ленточкой на шее означала, что всякий, кто приблизится к дереву с недобрыми намерениями, испытает мучительные боли в животе, как будто кот царапает его внутренности.[56] Изображение ласточки должно было заставить похитителя страдать, как будто ласточка выклевывает ему глаза; кусок дерева с шипами и красный пористый камень причиняли ему пронзительную боль, вызывали покраснение и множество мелких ран по всему телу, его дом внезапно погибал в испепеляющем пламени, и т.д. [57] Аналогично на островах Серам Лаут жители защищают свои деревья какао и саговые пальмы, помещая у их комля заколдованные предметы. Например, положив изображение рыбы под дерево какао, говорят "Дедушка рыба, пошли укравшему мои плоды болезнь и рвоту". Соответственно, преступник, почувствовав боль в животе, может быть освобожден от них только хозяином какао-бобов, который плюет соком бетеля на больное место и дует в ухо страдальца, проговаривая: "Дедушка рыба, вернись в море. Тебе там достаточно места и есть, где поплавать в коралловых рифах". Или же он мог сделать маленький гробик и поставить его на землю под деревом; тогда похититель будет страдать от одышки и удушья, как если бы он действительно оказался в гробу. На этих островах есть еще множество способов, помогающих хозяину защитить плоды фруктовых деревьев от расхищения бесчестными соседями. Он регулярно кладет у комля или прицепляет к стволу заколдованный предмет, который якобы наделен сверхъестественной силой, и молится о его помощи в охране своего имущества. [58]

Серам - остров в Малайском архипелаге
Wikipedia(Ru)
Серам Лаут - группа небольших островов в Индонезии к востоку от острова Серам
ссылка

[53] G. A. Wilken, Handleiding voor de vergelijkende Volkenkunde van Nederlandsch Indie (Leyden, 1893), pp. 596-603; G. W. W. C. Baron van Hoevell, Ambsn en meer bepaaldelijk de Oeliasers (Dordrecht, 1873), pp. 148-152.
[54] A. R. Wallace, The Malay Archipelago, Sixth Edition (London, 1877), p. 196.
[55 J. G. F. Riedel, De sluik- en kroesharige rassen tusschen Selebes enP apua (The Hague, 1886), pp. 61 sq.
[56] J. G. F. Riedel, up. cit. pp. 114 sq.
[57] Van Schmidt, "Aanteekeningen nopens de zeden, gewoonten en gebruiken, benevens de vooroordeelen en bijgeloovigheden der bevolking van de eilanden Saparoea, Haroekoe, Noessa Laut, en van een gedeelte vande zuid kust van Ceram, in vroegeren en lateren tijd," Tijdschrift voor Neerlands Indie, v. Tweede deel (Batavia, 1843), pp. 499-502.
[58] J. G. F. Riedel, op. cit. pp. 167 sq.

Замысловатую систему табу на Мадагаскаре называют фади [59] Она была тщательно изучена в содержательной монографии А. ван Геннепа [60], который утверждает, что изначально вся собственность основывается на религии, и все знаки собственности были знаками табу. [61] Однако, насколько мы можем судить, система табу используется малагасийцами для защиты собственности не так, как полинезийцами, меланезийцами и индонезийцами. Но мы знаем о малагасийских амулетах, которые кладут в поле, чтобы навлечь проказу и другие хвори на того, кто дерзнет там воровать. [62] Сообщают, что некоторые примеры фади или табу "предполагают курьезную основу для нравственных норм в отношении прав собственности в последнем поколении малагасийцев. Кажется, не существует фади, запрещающего воровать вообще, но за кражу некоторых определенных вещей полагаются разные кары. Так, кража яйца вызывает у вора проказу, за кражу туземного шелка ланди полагалась слепота или другой недуг. Укравшего железо также ждет какое-то недомогание". [63] Чтобы вернуть имущество, малагасийцы обращаются к божеству по имени Раманандроани. Владелец должен взять оставшуюся частичку украденной вещи, и, подойдя к идолу, сказать: "Кто бы ни украл мое имущество, о Раманандроани, убей его днем, сокруши его ночью, задуши; пусть не будет среди нас таких, как он, не давай ему обогатиться ни на грош, но пусть он добывает себе средства существования по крупице, как курица клюет рис, пусть его глаза ослепнут, а колени распухнут, о Раманандроани!" Предполагалось, что эти проклятья падут на голову вора. [64]

Arnold van Gennep (23.04.1873 - 7.05.1957) - известный французский антрополог и фольклорист.
Wikipedia(En)

[59] H. F. Standing, " Malagasy fady," The Antananarivo Annual and Madagascar Magasine, vol. ii. (Antananarivo, 1896), pp. 252-265 (Reprint of the second Four Numbers).
[60] A. van Gennep, Tabou et Tote. . misme a Madagascar (Paris, 1904). (Antananarivo, 1896), p. 256.
[61] A. van Gennep, of. cit. pp. 183 sqq.
[62] A. van Gennep, Tabou et Toiemisme a Madagascar, p. 184. The writer has devoted a chapter (xi. pp. 183-193) to taboos of property.
[63] H. F. Standing, "Malagasy fady," Antananarivo Annual and Madagascar Magazine, 11.
[64] W. Ellis, History of Madagascar, i. 414.

Похожие способы укрепления прав частной собственности с помощью суеверных страхов были приняты и в других частях мира. Множество примеров приведено доктором Эдуардом Вестермарком в его очень содержательной работе о происхождении и развитии моральных идей. [65] Здесь я смогу привести лишь несколько из описанных им фактов. На Цейлоне, когда кто-то хочет защитить фруктовое дерево от воров, он развешает вокруг сада гротескные фигурки определенного вида и посвящает их чертям. После этого никто из туземцев не рискнет прикоснуться к фруктам; даже хозяин не отважится взять их, пока заклятие не снимет жрец, который, естественно, получает немного фруктов за свои хлопоты. [66] Индейцы Куманы в Южной Америке обтягивали свои плантации простой хлопчатой нитью, и это давало им достаточные гарантии, ибо существовало убеждение, что нарушители от этого быстро умирают. Бразильские индейцы юри принимают подобные простые меры для заделки брешей в своих изгородях. [67] В Африке суеверия также являются мощным союзником права частной собственности. Так балонда ставили ульи на высокие деревья в лесу и защищали их от воров, привязывая к стволам амулеты или "кусочки зелья". Это обеспечивало достаточную защиту. "Туземцы, - говорит Ливингстон, - редко грабят друг друга, ибо все они верят, что некоторые зелья могут навлечь болезнь и смерть, и хотя считается, что они известны немногим, они на всякий случай никого не трогают. Сумрак этих лесов усиливает у людей суеверные чувства. В других местностях, где их влияние не столь сильно, я слышал, как вождь объявил о том, что в некоторые сады, из которых была совершена кража, положили настоящее колдовское зелье; воры не побоялись действия тех обычных амулетов, что лежали там раньше" [68]

Эдвард Александр Вестермарк, швед. Edvard Alexander Westermarck (20.11.1862 - 3.09.1939) - выдающийся философ и социолог
Wikipedia(Ru)

Юри - индейское племя в северо-западной Бразилии
Wikipedia(En)

Балонда - африканское племя, населяющее территорию Лонда в южных притоках Конго.
ссылка (En)

[65] E. Westermarck, The Origin and Development of Moral Ideas, ii. (London, 1908), p. 59-69. В статье о табу, опубликованной много лет назад (Encyclopaedia Britannica, Ninth Edition, xxiii. (1888), pp. 15 sqq.), я кратко указал на роль, которую система табу играла в развитии права и морали. Я хотел бы процитировать отрывок из этой статьи: "Первоначальные особенности табу следует искать не в его гражданском, а в его религиозном элементе. Оно было не творением законодателя, а результатом постепенного развития анимистических верований. Честолюбие и алчность вождей и жрецов впоследствии способствовали его искусственному распространению, но, подчиняясь алчности и честолюбию, табу содействовало возникновению цивилизации, поскольку обучало представлениям о праве собственности и святости уз брака - представлениям, которые с течением времени достаточно укрепились, чтобы стоять самостоятельно, отшвырнув костыли суеверий, которые в прошлом были их единственной поддержкой. Мы едва ли ошибемся, полагая, что даже в современных обществах моральные чувства (в той мере, в которой это только чувства, а не выводы, основанные на обобщении опыта) черпают свои силы преимущественно из первичной системы табу. Таким образом к стволу табу были привиты золотые плоды права и морали, в то время как родительский ствол медленно истощался на кислые дички и пустую шелуху распространенных суеверий, которыми свинья современного общества до сих пор с удовольствием питется."
[66] R. Percival, Account of the Islandof Ceylon (London, 1803), p. 198.
[67] C. F. Ph. v. Martins, Zur Ethnographic Amerikas, zumal Brasiliens (Leipsic, 1867), p. 86
[68] David Livingstone, Missionary Travels and researches in South Africa (London, 1857), p. 285

У нанди в Британской Восточной Африке никто не рискнет что-то украсть у кузнеца, а не то кузнец раскалит свой горн, и, раздув мехи так, чтобы пламя ревело, он проклянет вора, и тот помрет. У этого народа горшечники - женщины, и точно так же никто не решится стащить что-то у горшечницы, ибо она нагреет свою посуду и проклянет вора, приговаривая: "Лопни, как горшок, и пусть твой дом станет красным!", а проклятый таким образом вор помрет. [69] В Лоанго, уходя надолго, и желая при этом защитить свою хижину, клали перед нею амулет или фетиш, состоявший из ветки, осколков разбитого горшка или какого-либо мусора в этом роде. Сообщают, даже самый решительный грабитель не отважится переступить порог, защищенный этими чудесными знаками. [70] На гвинейском побережье фетиши иногда служат для раскрытия и наказания определенного вида воровства. При этом наказание ждет не только самого нарушителя, но и того, кто знает о преступлении и молчит. Об освящении нового фетиша извещают всю общину, так что тот, кто идет на преступление, действует на свой страх и риск. Например, ставят фетиш, предотвращающий похищение овец, и людей извещают обычным порядком. Вскоре раб, который не услышал об этом, крадет овцу и намеревается поделиться с приятелем. Прежде приятель участвовал вместе с ним в подобных затеях, но сейчас он слишком запуган фетишем и доносит на вора, который в результате, будучи предан правосудию, вскоре умирает после тяжелой продолжительной болезни. Никто вокруг даже не сомневается, что он был сражен фетишем. [71] У племен эве с Невольничьего берега в Западной Африке дома и домашнее имущество охраняются амулетами (во-сесао), сила которых происходит от их посвящения или принадлежности богам. Посевы на уединенных лесных полянках тоже оставляют под защитой таких амулетов, как правило, прикрепляемых к стоящим на видном месте длинным шестам; это полностью гарантирует их от разграбления. По обочинам дорог также можно увидеть открыто выставленные на продажу продукты и пальмовое вино; ничто, кроме амулета их не защищает, а несколько каури , положенных на каждый товар, указывают, сколько он стоит. Ни один туземец не решится взять товар без оплаты, ибо он трепещет от страха перед несчастиями, которые бог-владелец амулета обрушит на его голову за воровство. [72] В Сьерра-Леоне амулеты, называемые гри-гри, кладут на плантации, чтобы отвадить людей, склонных к воровству; как говорят "несколько старых тряпок на апельсиновом дереве обычно, хоть и не всегда, охраняют плоды не хуже змея Гесперид. Если кто-то, заболев, припоминал, что пару месяцев назад он украл фрукт или еще что-то, или как говорят, "взял потихоньку", его сразу охватывал страх, что вангка схватил его. Чтобы излечиться, он должен был пойти к хозяину украденного имущества и предоставить ему ту компенсацию, которую тот потребует" [73] Суеверия подобного рода были занесены неграми в Вест-Индию, где магия получила название "оби", а колдуна называли "человек оби". Сообщают, что здесь даже самые отважные негры "трепещут при виде узелка тряпья, бутылки или яичной скорлупы, прикрепленных к кровле, двери хижины или к ветке банана, чтобы отпугнуть грабителей……. Если у негра украли домашнюю птицу или свинью, он обращается прямо к колдуну оби. Его чернокожим товарищам становится известно о поставленном от воровства оби, и коль скоро у кого-то появляются неприятные ощущения, его воспаленное воображение начинает работать. Единственное, что ему остается в этом случае - обратиться к высшему мастерству какого-нибудь знаменитого колдуна, способного противопоставить одной магии другую. Однако если не удается найти колдуна достаточно высокого ранга и могущества, или если, несмотря на помощь такого союзника, самочувствие не улучшается, он неминуемо угасает от непрекращающегося страха перед грядущими несчастьями. Малейшие болезненные ощущения в голове, кишечнике или других частях тела, любая случайная потеря или неудача подтверждают его опасения, и он чувствует себя обреченной жертвой неодолимой невидимой силы. Радость жизни, сон и аппетит оставляют его, его силы убывают, растревоженное воображение не оставляет его в покое, его лицо омрачает постоянное уныние, его пищей становятся отбросы и прочая дрянь, его телосложение становится болезненным, и он постепенно сходит в могилу". [74] Его убивает суеверие.

Эве (самоназвание: эвегбе) - народ, родственный народам фон, га, уачи и аджа.
Wikipedia(Ru)

Невольничий Берег (англ. Slave Coast) - берег залива Бенин и прилегающие к нему прибрежные районы на территории современных государств Того, Бенина и западной части Нигерии.
Wikipedia(Ru)

Каури - раковина, заменяющая деньги в некоторых частях Азии и Африки.

[69] A. C. Hollis, The Nandi, their Language and Folk-lore (Oxford, 1909), pp. 36, 37.
[70] Proyart's "History of Loango, Kakongo, and other Kingdoms in Africa," Pinkerton's Voyages and Travels, xvi. 595.
[71] Rev. J. Leighton Wilson, Western Africa (London, 1856), pp. 275 sq.
[72] A. B. Ellis, The Ewe-speaking Peoples of the Slave Coast of West Africa (London, 1890), pp. 91 sq. Compare id.. The Yoruba-speaking Peoples of the Slave Coast of West Africa (London, 1894), p. 118.
[73] Thomas Winterbottom, An Account of the Native Africans in the Neighbourhood of Sierra Leone (London, 1803), pp. 261 sq.
[74] Bryan Edwards, History, Civil and Commercial, of the British West Indies, Fifth Edition (London, 1819), ii. 107-111.

Можно было бы привести еще множество подобных наблюдений, но уже описанных примеров достаточно, чтобы показать, что у многих народов во многих частях света суеверные страхи действуют как мощный стимул, удерживающий людей от воровства. Если так, то можно считать доказанным мое второе утверждение, а именно, что у определенных народов в определенные эпохи суеверия укрепляли уважение к частной собственности, и таким образом давали гарантии обладания ею.

Все права защищены могущественными духами и безжалостными призраками. Полное или частичное копирование материалов без моего согласия запрещено и навлечет на голову нарушителя страшные кары: сухотку, чесотку, лихорадку и DOS-атаку, он будет терпеть невыносимые страдания от червей и вирусов. Жена уйдет или, наоборот, останется. Крыжовник засохнет, банк разорится, бензин закончится и больше уж не начнется. Налоговый вычет не вычтется, а семикратно прибавится.
Но цитировать можно, если мало и осторожно.
10 декабря 2010 г.